Игорь Верник: Внутренняя свобода не знает возраста
Народный артист России Игорь Верник нередко бывает на юге столицы — принимает участие в съемках, проводимых в студии одного из популярных телеканалов на Шаболовке, 37.
А недавно в МХТ имени А. П. Чехова вышла премьера «Чайки», приуроченная к 160-летию со дня рождения писателя, поставленная литовским режиссером Оскарасом Коршуновасом — одним из самых известных в Европе. В этом спектакле Игорь Верник сыграл роль Тригорина — модного писателя, в глубине души мучающегося вопросом, перед кем несет ответственность: перед собой или перед публикой.
— Игорь, ваш Тригорин выглядит в постановке вполне современным человеком, творческой личностью, которой, несмотря на популярность, не чужды сомнения в себе. Вы переиграли множество сложных персонажей — киллеров, ментов, воров в законе, сотрудников киностудии, директоров клиник, торгашей в электричке. Однажды даже, помнится, сыграли очень парадоксального богатого мецената, бизнесмена.
—Вы имеете в виду Генриха Платоновича из сериала «За первого встречного»? Да, сложный характер. Богатый человек, который любит искусство, балет, живопись и при этом очень жесток. Я в жизни не раз наблюдал подобных людей и подобные проявления, когда в обстоятельствах и атмосфере культурных мероприятий они казались очень одухотворенными, несуетными, а в реальной жизни оказывались циничными и лишенными всякого обаяния.
Но поскольку в Школе-студии МХАТ, обучая профессии, наши великие педагоги учили нас искать в хорошем человеке плохое, а в плохом — хорошее, то и я в своих героях всегда пытаюсь найти человеческие ноты…
«Чайка» — это комедия, так она написана Чеховым, так и поставлена. Мне близки истории, в которых есть еще и юмор. Когда все излишне глубокомысленно и серьезно, это настораживает.
— В «Чайке» артисты постоянно передают из рук в руки камеру. Театр, с вашей точки зрения, сегодня сильно отличается от кино?
— Для артиста кино — процесс, когда долго ждешь, а потом ты должен собраться и впрыгнуть в сцену мгновенно. Как спортсмен с шестом: раз — и взлететь! В театре в ежедневных репетициях можно спокойно найти способ существования, правильное действие. И так было всегда.
— А когда к вам пришла внутренняя свобода на киноплощадке?
— У внутренней свободы нет ни срока, ни возраста. Понимание точности существования приходит с опытом. Кинокамера — это глаз зрителя, который тебя видит в мельчайших подробностях, видит мельчайшую фальшь. В театре ты работаешь на зал и при этом тоже должен быть абсолютно органичен и правдив. Но и на сцене, и в кадре артист сильно зависит от сценария (пьесы), режиссера и партнеров.
— Когда-то, помнится, вы говорили, что в театре очень любите спектакль «Ретро», поставленный Андреем Мягковым.
— Я действительно очень его любил, но уже несколько лет он не идет. За последние шесть-семь лет я переиграл много главных ролей в МХТ. Например, с Олегом Павловичем Табаковым мы играли «Дракона» по Шварцу: он был Бургомистром, а я Драконом. Это было счастливое партнерство, его последний спектакль на сцене МХТ. Для меня была новым опытом и работа с Константином Богомоловым. Это и «Процесс» по Кафке, и «Событие» по Набокову, и спектакли по Вуди Аллену «Мужья и жены», «Сентрал-парк Вест», и «Мушкетеры», где я сыграл Арамиса. Люблю партнерствовать с Ренатой Литвиновой: в «Свидетеле обвинения» по Агате Кристи я сыграл авантюриста Ленарда Воула. Ну и конечно, не могу не упомянуть «Светлый путь. 1917», где сыграл Ленина, — это был особый для меня спектакль.
— С какими чувствами МХТ воспринял приход Сергея Женовача?
— С приходом Сергея Женовача начался новый этап в жизни театра. Когда не стало Олега Николаевича Ефремова, это тоже был новый этап, весьма смутный, в жизни МХТ. Пришел Олег Павлович Табаков, и никто не понимал, как оно будет, потому что у Ефремова были определенные законы, по которым жил театр. Все нервничали, но театр расцвел при Табакове, стал явлением московской театральной жизни. Табаковскую модель стали пытаться повторить многие театры страны. Вот и сейчас, с приходом Сергея Васильевича, наступила новая жизнь. Женовач— потрясающий режиссер, безусловно, мхатовской школы. У него свои приоритеты, свое видение театра и его развития. И все это очень интересно.
— Благодаря съемкам вам удается побывать в самых разных местах Москвы. Нравится ли вам то, как столица меняется?
— Наша профессия такова, что ты часто снимаешься в местах, куда никогда не доедешь сам. Ну, потому что знакомые там не живут, дел у тебя там нет. Повседневный мой круг обитания жестко очерчен: он связан с МХТ, киностудиями, телевизионными продакшенами. И эти маршруты изъезжены. А во время съемок появляются новые маршруты. Я не перестаю удивляться столице. Москва — любимейший город мира, а я много путешествовал, много чего видел. Москву стало видно, она стала ухоженная, для людей. Я редко гуляю: нет времени совсем. Но мне очень хочется ногами ходить по ней. Я иногда из театра выхожу, чтобы просто побродить по окрестным улицам.
— Чем вы живете кроме работы?
Я урывками хожу в фитнес-клуб, встречаюсь с друзьями, иногда вырываюсь в кино или театр, чтобы посмотреть, что происходит в мире. Отдыхать получается, только когда выезжаю из города.
